Новая серия работ объединена сковывающим чувством вины за отделение себя от улицы, которая была свободным медиа, и вдруг неожиданно для всех развернулась в сторону развращенного чудовищного фасада, манипулирующего податливым населением под флагом независимого искусства.

«Я не могу этим не заниматься и давно отрубил возможность функционирования в других средах кроме уличной. А уличная среда крайне травматично изменилась. Например, возникла эта ситуация с фасадами, повлиять на которую сил я в себе не нахожу». Кирилл изначально отдавал себе отчет, какое место занимает стрит-арт в контексте всех уличных практик, чем то, что он делает отличается от nickname-style-writing и сразу оговаривается, что если бы он развивался в этом массовом уличном русле, то в его работе не было бы политической подоплеки, не было проблем развития и содержания. Стоял бы только вопрос поверхностей, которые надо закрашивать. Но это показалось примитивным и скучным, и он занял противную неймингу позицию, и методично воевал с бездушными письменами.

Оказалось, что худшее впереди. Сегодня враг его трансформировался, вырос и обратился в монстра, а тот люфт, который не занят неймрайтерами, оккупирован процветающей политпропагандой. Концептуальное уличное искусство – это даже не исчезающий вид: встретить его в естественной среде почти невозможно, это теперь иллюстрация в красной книге с назидательным содержанием, лишенным всякого публичного голоса. Изображения уличных художников закрашиваются с молниеносной скоростью под натиском коммунальных служб, практически исключая естественное существование и восприятие этих работ в полотне городского ландшафта. Возможности уличного искусства как формы свободной дискуссии исчерпаны, стены стали медиа политического высказывания, и художник не может переломить эту ситуацию. Дискуссия исчезла с улицы, полностью перекочевав в социальные сети. Стена с художественным высказыванием перестала быть городским объектом и стала Интернет-феноменом и существует посредством фотофиксации. От работы с улицей остаётся лишь процесс рисования, результат ограничен во времени контакта, он реально практически не существует, а за то время, которое существует – не может ничего поменять, беспомощен и изначально почти мёртв.

Совершенно особую роль берёт на себя Кирилл со свойственной ему амбициозностью: он ощущает личную ответственность за сегодняшнюю ситуацию на улице. Будучи ранее активно и бескомпромиссно вовлеченным в просветительскую, художественную, кураторскую деятельность на лоне уличного искусства на протяжении нескольких лет формирования его институтов и структуры на отечественной сцене, он во многом определил его значение и популяризацию, утверждая его в высоком статусе. Отчасти благодаря именно его работе на этой ниве теперь на щите уличного искусства как бескомпромиссного рупора правды (или просто под видом стрит-арта) власть имущие декламируют свои лозунги и сообщают о нужных им ценностях. Так как уличная среда была самым рефлективным медиа, то на поверку оказалось и самым уязвимым под натиском левиафана пропаганды, выдавливая художника из порожденной им самим коммуникационной среды.

Ощущение беспросветности и отсутствия надежды на всякую перемену читается во всем, включая чёрный фон доминантных работ, но на самом деле ничего такого автор не вкладывал и дополнительным символическим значением подложку не наделял – ассоциация оказывается закономерной случайностью. Сохранив все коды, с которыми Кирилл работает на улице – цветной фон и цветные буквы, он закрашивает черным холст – это ничто иное как эстетическая находка, которая лучше взаимодействует с цветностью и придаёт буквам яркость и свечение. И вроде как не всё ещё потеряно.

Алиса Багдонайте

О событии